- Мой однокурсник работал в Казани на предприятии «Татрапс», которое занималось продвижением рапса в Татарстане. Он предложил привезти наш прибор в Казань, показать его директору и главному агроному. Две недели они испытывали наш влагомер. Наконец решили, что прибор их устраивает, и заключили с нами договор на производство 200 влагомеров.
На полученные в счет предоплаты деньги Владимир Васильевич заключил договор на изготовление пресс-форм и литье пластмассовых деталей с Институтом биологического приборостроения в городе Пущино.
- В те годы работать в основном приходилось ногами, - рассказал Шорохов. - Александр
Леонидович давал мне список деталей, и я с этим списком ехал на радиорынок в Москву. Машины у
меня тогда не было, надевал на плечи рюкзак и в любую погоду, в дождь и снег, ехал за 120 км,
загружался деталями - и обратно в Пущино. Нашел у себя в городе несколько монтажников и
монтажниц, выдавал им электронные компоненты и платы. Не спрашивал, где они их паяют, на работе
или дома. Главное, что через две недели они приносили готовые сборки. Затем мы отдавали
комплектующие двоим сборщикам, которые уже окончательно собирали прибор. Упаковку заказывали
на нашей Пущинской типографии. Благодаря такой «скромной» технологии производства на
полученные у «Татрапса» деньги мы вместо 200 приборов сделали 500.

Наконец на влагомер стали появляться покупатели.
- Влажность необходимо определять при закладке зерна на хранение, при размоле. Необходим
влагомер и при операциях купли-продажи. Очень большое сопротивление нам оказывали элеваторы,
которые брали зерно на хранение или покупали. На каждом элеваторе есть лаборатория, которая
измеряет влажность зерна и выдает заключение. Его правильность рядовому производителю проверить
крайне сложно. Благодаря этому элеватор мог купить зерно дешевле его реальной стоимости. Когда
сельхозпроизводители обзавелись нашими приборами и стали сверять показания влагомера с
показаниями лаборатории, элеваторы стали заявлять, что прибор плохой, что он неправильно
измеряет. Тогда мы сертифицировали наш влагомер и добились включения его в Государственный
реестр средств измерений. И все же, согласно российским ГОСТам, в случае взаимных расчетов
арбитражными судами признаются только измерения с помощью сушильного шкафа, которым можно
пользоваться исключительно в лабораторных условиях. Наш влагомер - полевой, им агроном может
пользоваться прямо на месте, - объяснил Владимир Васильевич.

В начале 1990-х Шорохову удавалось продать в год от 1000 до 1500 влагомеров. Но через три года в «Лепте» неожиданно обнаружили, что пресс-форма рассчитана всего на 5 тыс. экземпляров пластмассовых деталей.
- Когда я заказывал пресс-формы, то не очень разбирался в том, из какого металла ее надо
делать. В один прекрасный день мы обнаружили, что ни одного корпуса на этих пресс-формах сделать
больше не сможем, и это было для нас полной неожиданностью. Изготовление новых пресс-форм
требовало больших вложений, а денег у нас не было. Я в те годы состоял в ассоциации
«Хлебопродуктпрогресс», которая занималась в том числе и коммерческой деятельностью. Мы
заключили с ассоциацией договор: они дают нам денег на пресс-формы, а мы рассчитываемся с ними
готовой продукцией по себестоимости.
Заодно Владимир Васильевич решил изменить форму прибора - сделать его более эргономичным и привлекательным по дизайну. Даже заказал разработку дизайна одной из московских компаний.
- К сожалению, этот опыт оказался неудачным. Дизайнер думает прежде всего о реализации
своих творческих идей, а не о том, будет ли удобен такой прибор для потребителя и сколько он будет
стоить в производстве.
Разработку дизайн-проекта в конце концов произвели собственными силами, разместили заказ на изготовление новых пресс-форм на одном из предприятий Серпухова. К этому времени влагомеры стали покупать Украина и Белоруссия.

В середине 1990-х у компании появился первый серьезный конкурент.
- Однажды в Пензе я случайно увидел прибор, который был копией нашего. Оказалось, что такие
приборы делает предприятие из города Волгодонска Ростовской области. Мы купили у них прибор
через посредника и с интересом его изучили. Конкуренты передрали влагомер в точности,
воспроизвели даже все орфографические ошибки, которые были у нас в инструкции. Но одно отличие
у волгодонского прибора все-таки было: у него был клееный корпус, тогда как у нашего - цельный.
Было понятно, что на пресс-формы у конкурирующей организации денег не было. А это значило, что
себестоимость их приборов была значительно выше.
Я связался с Ростовской машиноиспытательной станцией и предложил им продавать в Ростовской области наши приборы по существенно более низким ценам. Конкурент разорился, а через год директор фирмы, которая скопировала наш влагомер, приехал на автобусе в Москву за товаром. Я с ним встретился. В качестве компенсации за использование нашей разработки он предложил мне по сходной цене 5 тыс. потенциометров, которые ему теперь были не нужны, а нам как раз необходимы. Раньше потенциометры делали на заводе в Иркутске, но к тому времени завод закрылся, и потенциометры купить стало негде. Перед тем как закрыться, завод взял у меня предоплату, но потенциометры сделать не успел и предложил расплатиться косметикой. Так что потенциометры в тот момент оказались как нельзя кстати.

Во второй половине 1990-х появился производитель влагомеров в Новосибирске, а затем еще несколько отечественных компаний.
В это же время на мировом рынке стали преобладать цифровые влагомеры. Владимир Васильевич заказал разработку первого цифрового российского влагомера оборонному предприятию в Тульской области. Назвали влагомер «Фауна-М». Затем появились влагомер круп «Фауна-ВК» и влагомер пиломатериалов - «Фауна-ПМ». Например, при производстве ДСП необходимо определять влажность опилок.
Два года назад запустили в производство влагомер для поточных зерносушилок «Фауна-П».
- Остро стояла проблема контроля влажности зерна в процессе сушки. Одно из предприятий
Тверской области обратилось к нам с предложением сделать подобный влагомер. Сейчас уже
выпускаем его серийно.
Сегодня половина продаваемых в России влагомеров - отечественного производства, вторая половина - финского. Несколько процентов занимают японские и другие дорогие влагомеры. Они появляются в российских хозяйствах самым загадочным образом.
- Лет пять назад я приехал на выставку в один из южных регионов, - рассказал Владимир
Васильевич. - Подошли к моим приборам два человека, один другому говорит: «Ты хотел влагомер.
Покупай». А тот отвечает: «Я не могу, нам уже разнарядка пришла». Оказалось, что управление
сельского хозяйства закупило 2 тыс. дорогих американских влагомеров и стало втюхивать их
хозяйствам по две-три штучки. Из-за этого у меня в этом регионе два года влагомеры не покупали.
Сейчас почему-то не покупают наши влагомеры в Пермской области. Я думаю: почему? Нам не
хватает человека, который изучал бы рынок влагомеров, его анализировал.

Сейчас в «Лепте» работают всего несколько человек - директор, главный инженер, главный метролог, коммерческий директор, конструктор, бухгалтер и два сборщика. Есть еще двое разработчиков, которые в постоянном штате не числятся.
- Один разработчик работает по аналоговой части, другой - по цифровой. Хотя сейчас все
влагомеры цифровые, аналоговая составляющая в них все равно сохранилась. Наши сборщики до сих
пор работают на дому. Есть мнение, что работа на дому низко оплачивается. Я своим работникам
плачу хорошо. Один наш сборщик, пенсионер, недавно купил себе машину. Нам тоже выгодно: при
таких условиях накладные расходы не превышают 15%. Нет смысла организовывать свое собственное
производство - всегда найдутся предприятия, которые сделают это лучше нас. Пластмассовые корпуса
мы заказываем в Серпухове, электронику - в Москве, упаковку - в Пущине. У нас в аренде находятся
только лаборатория, склад и офис. Для испытания влагомеров пришлось покупать немецкое
оборудование.
Сезон влагомеров - со второй половины апреля до начала октября. Все остальное время фирма занимается разработками и производством. Этой зимой компания планирует разработку влагомера для силоса и сена - его часто спрашивают, а никто из отечественных производителей таких влагомеров пока не делает.

Дмитрий Ломаков, директор одноименного музея старинных автомобилей и мотоциклов - безусловно, удивительный человек. По нынешним временам просто нереальный. Почти мифический. Самостоятельно взваливший на себя ношу, предварительно эту ношу придумав и реализовав. Первый в России частный музей -серьезное и громоздкое предприятие. Чтобы обеспечить функционирование этого предприятия, Ломаков тратит, как я понял, все свое время - не свободное, а вообще все.
Сточки зрения извлечения прибыли это дело неблагодарное заведомо: по определению и по закону. Но детище семьи Ломаковых требует настоящего бюджета - живого, серьезного. Музей сам зарабатывает деньги на себя (на продаже билетов) плюс предоставляет ряд сервисов, пополняющих бюджет. И, разумеется, привлекает спонсоров, инвесторов и т. д. Точнее, старается привлекать… Как бы то ни было, Ломаковка живет, принимает посетителей, радует знатоков и детей с 1999 года.
Ломаковский музей - недалеко от метро «Люблино», на Краснодарской улице. Рядом - торговый комплекс «Москва», совсем под боком - кафе «Минутка». Говорят, место хорошее - Т-образный перекресток, все такое. Наверное.
Хорошая ограда, охранник. Потом и Дмитрий Ломаков появляется.
Мы прошлись по музею и территории, которая музею принадлежит. Если бы мы не беседовали пару часов перед этим, если бы Дмитрий не рассказал про все, я бы сказал: хаос. Но теперь, когда уже многое знал, виделась мне чрезвычайно сложная конструкция, как бы частично замороженный объект, заархивированная экспозиция, готовая развернуться в любое удобное время. А почему прямо сейчас неудобное? Ну, вот об этом мы и говорили с Дмитрием Ломаковым.

У Дмитрия Ломакова есть и бизнес-история - а как же! После армии Дмитрий организовал первый в России женский боксерский клуб «Русские медведицы». План был сумасшедший: провести матч США - Россия между двумя женскими командами по боксу. Интерес проявлял промоутер Майка Тайсона, Ломаков переписывался с матерью Сталлоне - я так понимаю, она большой человек в мире бокса, особенно женского. Как бы там ни было, этот самый промоутер был настроен серьезно. Дело было на мази, требовалась только видеозапись боев наших девушек. Был организован под это дело первый всероссийский чемпионат по женскому боксу - на нем и предполагалось сделать эту важную запись. Турнир прошел успешно, все было замечательно, кроме одного: на видео не сняли. Дмитрий разозлился тогда, его произошедшее потрясло. По скромным подсчетам, клуб мог заработать $1 млн. И подвел хороший приятель, армейский дружок. Просто не записал - с девушкой загулял что ли… И не предупредил, что не сумел организовать съемку, сказал только через пару дней после турнира.
Ломаков плюнул, продал, как он утверждает, за бесценок клуб и с головой ушел в создание музея - историю еще более безнадежную, чем женский бокс с Америкой.

Кроме скромной спонсорской поддержки (установки компьютеров, факса или, вот я знаю, что одна компания бесплатно установила окна в музее) Ломаков зарабатывает - на тех же машинах. Сдает их в аренду для съемок в кино (больше 100 кинофильмов), предоставляет красивые свои автомобили, большинство из которых на ходу, для свадеб и, разумеется, корпоративных праздников. Стоимость аренды - от $50 до $200 в час.
- К сожалению, этот, казалось бы, выгодный бизнес не может прокормить музей. Для меня это дико, но люди заказывают на праздники не уникальные машины, а стандартные, как они думают, лимузины. На самом деле эти очень длинные автомобили называются «стрейчи». Но когда свадьба на нашей машине приезжает куда-нибудь на смотровую площадку, все сбегаются сфотографироваться на фоне нашего автомобиля. И все говорят одно и то же: как нам в голову не пришло заказать такую машину! И аренда этих уникальных автомобилей не дороже аренды «стрейчей»… В общем, этот бизнес не очень-то и прибыльный - четыре-пять заказов год.
- Не может быть.
- Именно так.
Еще Дмитрий Ломаков на базе музея консультирует автолюбителей старины. Цены тоже, прямо скажем, приемлемые - 1000 рублей по мотоциклам, 1500 по автомобилям. И все заработанное вбухивается в музей.

Вера Башун не любит фотографировать. Но она точно знает, что именно для этого
нужно. Ее компания «Фотопрокат» - первый и до недавнего времени единственный в
Москве сервис-магазин с посуточной арендой фототехники для профессиональной и
любительской съемки.
Биография Веры Башун лишена линейности. Нет четких поступательных движений, карьерных лестниц, сплошные отклонения.
- Я очень увлекающийся человек, иду туда, куда мне нравится, - рассказывает Вера. -Сменила три школы, закончила историко-литературный лицей и поступила в иняз на экономический факультет. На втором курсе начала работать - сначала стажером в PR-агентстве, потом в кофейне Coffee Bean, в конце концов попала в журнал «Эксперт». Пришла туда переводить с немецкого какие-то материалы, а через три дня мне сказали: пиши статьи. Жутко тяжело было. На третьем курсе я уехала на годичную стажировку в Германию. Случилось полное погружение в другую жизнь. Приезжаешь в чужую страну и начинаешь все с нуля: ищешь работу, жилье, организуешь свое время. Полезный тренинг для молодых людей, которые еще не знают, чего хотят. Большинство моих коллег так и остались в Германии, а я вернулась - по личным причинам, да и просто хотелось домой. Вообще, мне кажется, не важно, где ты живешь, - если есть внутренняя потребность развиваться, то это можно делать где угодно. По возвращении в 2001 году встал вопрос: чем теперь заняться? Писать статьи больше не хотелось, поэтому я погрузилась в аналитику - организацию подразделения «Эксперта» по рынку облигаций. Это было совершенно новое направление в СМИ.

- Так сложились звезды, что у меня были деньги, которые очень хотелось куда-то вложить, а у моего друга - идея бизнеса. Он увлекался сноубордом и фотографией и ездил по всему миру. В какой-то момент ему понадобился объектив, и он понял, что в Москве, в отличие от Европы и Америки, взять его во временное пользование просто невозможно - нет такого сервиса. Тогда он пришел ко мне и сказал: «Давай сделаем». Мы позвали еще двоих друзей, подумали и решили: почему бы нет, какая разница, шить платья или открыть прокат? Пусть будет бизнес. Конечно, была сделана куча ошибок.
Первые полгода прошли в дискуссиях - каждый хотел в итоге увидеть что-то свое. Сидели до ночи по квартирам и «Макдоналдсам», ругались страшно. Когда вроде бы пришли к общему мнению, стали считать и поняли, что нужно в два раза больше денег, чем у нас было, а было у нас $40 тыс. Ну это ладно, нашли. Потом выяснилось, что затраты необходимо умножить на коэффициент 1,5, -неизбежные расходы при становлении любого бизнеса. Учесть совершенно все нельзя, откуда-то постоянно вылезают нужды. Ситу ацию осложняло то обстоятельство, что ниши фотопроката в Москве не существовало и не было никаких цифр и статистики, которые можно было бы взять за основу. Фактически мы не могли предугадать, как все пойдет.
- Вы выбрали формат реального магазина или чисто онлайнового сервиса?

- Как вы страхуете свои риски?
- Мы с самого начала решили, что залог 100% стоимости комплекта аппаратуры за $3 тыс. нам не нужен. Поэтому мы ввели свою систему работы в сотрудничестве с охранным предприятием. Как в банках, когда человек приходит брать кредит. Мы оформляем индивидуальные клиентские карты, на которые начисляем определенный лимит баллов и в его пределах предоставляем технику напрокат. Запросы рассматриваются в течение трех дней. Это наша оценка рисков, насколько мы доверяем клиенту на основании его материального и социального положения. Постепенно образуется некая кредитная история, и если она положительная, то держатель карты получает бонусы, повышающие лимит. При этом есть и альтернативная возможность оперативно получить технику - оставить гарантийное покрытие в денежном выражении или свою фотоаппаратуру в качестве залога.
- А если клиент сломал ваш фотоаппарат?
- Если разбил, то платит за ремонт. Бывает просто естественный износ. Например, в зеркальных камерах чаще всего ломается затвор - просто вырабатывается ресурс. Предугадать этот момент практически невозможно: производители открыто не говорят, на сколько он рассчитан. Один фотоаппарат отрабатывает 100 тыс. щелчков, другой - на двадцати ломается.
- Невозвраты часто бывают?

- Есть ли у вас сегодня конкуренты?
- Недавно на рынок проката вышла компания Photosale.ru. Но они ориентируются на верхний сегмент - сдают очень дорогое оборудование за очень большие деньги. Соответственно, рисков у них совсем мало. Их клиенты - люди с именем. Вообще фотопрокат как бизнес - это сложно. Потребности в услуге высоки, но вложения долгие и рискованные - нет открытой информации по спросу и специфике техники. Ведь объектив может окупаться четыре месяца, а может четыре года. Все зависит от правильности подбора и оценки. У нас есть опыт ошибок и уникальная статистика по рынку, поэтому сегодня мы можем оптимизировать свои расходы. В среднем сегменте «Фотопрокат» -монополист и полностью удовлетворяет спрос. Если появится конкурент, то мы разделим с ним 40% рентабельности ниши пополам. Это может быть любой фотомагазин полного цикла: продажа, обслуживание, ремонт и сюда же прокат. Мы тоже пошли в сторону смежных услуг: сканирование пленок позволяет загрузить простаивающую технику; курьеры и «ангелы», они же ассистенты, привозят аппаратуру на съемку, следят за ней, увозят обратно и облегчают нашим клиентам жизнь. Мы открыли интернет-магазин фототехники с круглосуточной доставкой, заключили соглашение о сотрудничестве с ремонтом фототехники и фотобанком.

Про таких людей, как Марина Бушуева можно сказать: характер стойкий, нордический. Почти все ее подчиненные - мужчины. Большая их часть -водители. Марина говорит, что репутацию и уважение приходилось завоевывать грубыми методами - за первые два года существования транспортной компании «Скарлет» ей удалось в совершенстве освоить шоферский жаргон.
- Что вы делали до бизнеса?
- Работала в начальной школе учительницей. Два года. И постоянно предлагала внедрить новые методы обучения. А кому это было надо в начале 1990-х? Никому. Поэтому я ушла. Окончила секретарские курсы и устроилась к чукчам. Это было весело. Они приезжали в Москву наездами: что-то покупали и везли на Чукотку продавать. Я принимала информацию, письма какие-то печатала, а потом стала проверять за ними договоры, потому что делали они иногда странные вещи - могли, например, купить товар, загрузить его в машину и сказать мне: «Мы с водителем договорились, он с товаром поедет на базу». Я им: «Стоп, договор с базой есть? Фамилия водителя, номер машины?» Проработала я у них всего месяца три и перешла опять же секретарем в строительную компанию. Очень скоро мне стали доверять непрофильную работу - заключать договоры, какие-то бумаги вести и т. д. Однажды я заключила договор с транспортной компанией на перевозку пассажиров. И как-то так подумала и решила открыть свою транспортную компанию.

- Когда парк вырос до 60 машин, стало понятно, что нам срочно нужен свой автосервис. В
августе 2005 года мы нашли объявление о продаже бизнеса и купили его. Это была фирма такси с
собственным сервисом. То есть нам в нагрузку достались водители, диспетчеры и 40 ведер с гайками -
старые «Волги» и «Жигули». Первое время было очень сложно - штат компании состоял из самых
достойных представителей советской профессии шоферов. Я стала учиться обходиться со всем этим, а
заодно думала, под каким соусом преподнести сервис клиентам. И обнаружила в интернете
интересную вещь: оказывается, в США уже сто лет как существует сеть автосервисов для женщин,
чего нельзя сказать про Россию. У меня был богатый опыт общения и борьбы с этими самыми
автосервисами, к тому же я знаю, что надо слабому полу, что предложить женщине, чего она боится и
чего не любит. Вплоть до мелочей - каждый раз нас заставляют въезжать на подъемник, а сколько бы
ты это ни делала, все равно страшно: подъемник маленький, машина большая. Потом женщина всегда
ориентируется на эмоциональный аспект - как ее встретили, как с ней обращаются, какое ощущение у
нее внутри: обманывают - не обманывают.
Добиться ее расположения «голубым глазом» невозможно. Для этого есть ряд определенных действий: мы ведем клиентку к машине и говорим: «Смотри». Мастер вместе с ней делает осмотр и объясняет доступным языком, что и зачем нужно чинить. Например, он видит, что помимо замены колодок надо заменить еще и стойки. Ну, скажи женщине: «Вам надо поменять стойки». Что она подумает? Разводят ее. А если показать ей: «Это колодки, которые мы сейчас снимем, а это стойки, видите, ржавые? Если они не сломаются во время ремонта, это случится на любой кочке. И тогда стойки разнесут половину задницы автомобиля, сломают это, это и еще вот это». При таком подходе женщина чувствует себя хорошо и не думает, что ее обманули.